Статья из журнала "Крестьянка"

 

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ДОМОСТРОЙ

Почти двести лет назад один французский офицер, раненный под Смоленском, остался в России, поступил на службу, обзавелся семейством. Бесславный конец наполеоновского нашествия подарил России славный род Лансере. Первый в этой династии скульптор — Евгений Александрович Лансере женился на художнице Екатерине Николаевне Бенуа. Генеалогическое древо разрасталось, выбрасывая на новых ветвях почти сплошь одних художников.

Наш герой — прямой потомок знаменитого анималиста Евгения Александровича. Спутать имена-отчества последующих Лансере невозможно: один за другим три Евгения Евгеньевича — художник, художник-архитектор и последний Евгений Евгеньевич ЛАНСЕРЕ — скульптор и дизайнер. Его жене Алле, экономисту по образованию, ничего не оставалось, как стать искусствоведом. У них две дочки, Маша и Соня.

Алла. Предвидя мой трудный романтический возраст, папа купил мне черного немецкого дога и сказал: «Это твоя собака. Вечером с ней надо гулять не позже девяти». Я вышла со щенком на Сретенский бульвар, и первый, кого я встретила, был Женя. Евгений Евгеньевич. Оказалось, что мы живем в одном переулке, в одном доме, только в разных подъездах.
Евгений. Я гулял со своим сеттером, познакомился с девочкой Аллой. Мы и двух слов не успели сказать, как наши собаки подружились.
Алла. Я больше такого в жизни не встречала, чтобы собаки так привязались друг к другу.
Евгений. Сеттер — не боевой пес, но если мой Карик думал, что Дрею что-то угрожает, он бесстрашно кидался грудью на обидчика. При такой собачьей любви нам ничего не оставалось, как тоже подружиться. Помню, была зима, канун Рождества, я позвал Аллу к нам в дом на Рождество.

Алла. Я увидела пятиметровую елку с живыми свечками и огромный стол. Стены, увешанные картинами. Старинное зеркало. Какой-то древний сундук. И сотню гостей. Ну, не сотню, конечно, но очень много. Во главе стола сидела Женина мама, Светлана Дмитриевна, рядом с ней певица Тамара Гвердцители, художники, артисты, музыканты. Такого блестящего общества я никогда не видела, ведь мой папа просто профессор, доктор технических наук... Я была ошеломлена и немного испугана. Сидела тихо, как мышка.
Евгений. Я вырос в традиции рождественских и пасхальных праздников и масленицы. Мои родители все делали для того, чтобы мы с сестрой дышали тем же воздухом, что они сами в детстве. В нашей семье соединились две традиции — дворянская и православная со стороны мамы и художественная со стороны отца. Сколько себя помню, дом был открытый, а на большие праздники люди могли прийти и без приглашения. Какие бы времена ни были, благополучные или бедные, накрывался большой стол, тратились иногда последние деньги, но это было святое — гостей надо принять. Рождество праздновали всегда, при строгом сталинском запрете, до 1936 года, елку ставили за закрытыми шторами. Это были не просто вечеринки — обязательно домашний театр, музыка, шарады, выступления экспромтом. Детей сажали за стол вместе со взрослыми, чтобы они привыкали к общению с интересными людьми, учились себя держать в хорошем обществе. Я и Аллу позвал на елку как ребенка...

Алла. Мне было четырнадцать лет, еще долго я называла Женю дядей Женей. Помню, когда в соседнем магазине давали сыр по визиткам и мы с мамой стояли в очереди, я кричала, увидев соседа: «Дядя Женя! Идите! Мы вам очередь заняли!»
Евгений. Конечно, я относился к Алле как к девочке-подростку, мне и в голову не могло прийти...
Алла. ...что я когда-нибудь вырасту. А девочки-подростки по-другому устроены. Однажды он пригласил меня в первый раз в свет и в первый раз со мной танцевал... Мне показалось, что Женя танцует как бог, и я в ужасе бросилась на курсы бальных танцев, чтобы в следующий раз не ударить в грязь лицом... В общем, я в Женю влюбилась, сначала бессознательно, потом все более осознанно, он же продолжал относиться ко мне как к ребенку...
Евгений. У меня в это время тяжело болела мама, Алла стала помогать мне по хозяйству. Мама почти не вставала, но в доме по-прежнему справлялись Рождество, Пасха, масленица. Я учил Аллу печь блины.
Алла. И пироги. С грибами, с мясом, с капустой, с яблоками. Я совсем ничего не умела... Теперь я знаю, почему Женя так долго не женился: он знал, что встретит однажды девочку и воспитает из нее себе жену. В шутливой форме и ласковой манере он прививал мне свой образ жизни. Но предложение делать не спешил. Мы все обсуждали нашу разницу в возрасте, он уверял, что с моей стороны это ребячество, я еще сто раз переменю свои чувства... Как хорошая будущая жена я не настаивала и не торопила события. Только через десять лет пос-ле встречи на бульваре я стала Лансере, но к тому времени успела уже многое впитать из традиций рода, сама по духу уже давно ему как будто принадлежала...
Евгений. По судьбам в нашей семье можно историю изучать. Вот, например, как сложилась жизнь у детей Екатерины Николаевны Бенуа и Евгения Александровича Лансере. Их сын и мой дед, Евгений Евгеньевич, автор замечательных иллюстраций к «Хаджи Мурату» Льва Толстого, после революции уехал из Петербурга в Грузию, там создал Академию художеств вместе с Шарлеманом. Когда рискнул вернуться в Россию, в Москву, пре-подавал в архитектурном институте и в монументальной мастерской Академии художеств. Каким-то чудом его, дворянина, не посадили, не расстреляли, судьба, в общем, сложилась благополучно, хотя дед никогда не был придворным художником, портреты вождей не писал. Его брат, архитектор Николай Евгеньевич, дважды сидел — почему-то как английский шпион, хотя носил французскую фамилию, даже две — по матери и отцу, он умер, в конце концов, в тюрьме. Их сестра, Зинаида Серебрякова-Лансере, эмигрировала, жила в Париже в бедности и безвестности, а прославилась как художница лишь после смерти. Разметало мою родню и по линии бабушки, Ольги Константиновны Арцыбушевой, на которую как две капли воды похожа наша Маша. Двое ее братьев после революции из России уехали. Потомки одного процветают во Флориде, а другой уже после войны по сталинскому призыву, обращенному к русским эмигрантам, вернулся в советскую Россию с женой и здесь погиб.



Избранных репатриантов, таких, как Александр Вертинский, были единицы.Остальных согнали практически в лагеря, где они отрабатывали трудодни. Андрей Арцыбушев был художником, его жена балериной, они просто умерли от голода...
Алла. Из огромного рода Бенуа—Лансере самой известной художницей стала Зинаида Серебрякова, мы сейчас отдали ее картины на выставку. А Женя год от года все больше становится похож на Александра Бенуа, художника и историка искусств, образовавшего вместе с друзьями знаменитый «Мир искусства». Вон его портрет в углу работы Бакста — просто вылитый Женя!


У моего мужа совсем нет недостатков.
Ни от одной черты его характера я не страдаю. Он не впадает в крайности, ни в депрессии, ни в бешеное веселье, всегда в хорошем расположении духа.
Алла. Вообще-то ничего ужасного с точки зрения здравого смысла в «Домострое» нет, это наставления и советы по управлению домом, доходчиво изложенные.
Евгений. В нем и лечебник, и свод нравственных правил, и напоминание, что дом надо содержать в чистоте, что на случай прихода гостей всегда должен быть запас, что семья должна вместе садиться за стол.
Алла. Мы едим только на скатерти. Женя меня приучил, а я детей. Как ни странно, садясь за красиво накрытый стол, маленький ребенок быстрее приучается красиво есть. Я помню, как была поражена, когда узнала, что люксембургский посол, друг дома Лансере, однажды вышел к завтраку в халате и был изгнан из гостиной Жениной мамой... Но теперь для меня само собой разумеется, что по дому нельзя расхаживать в халате, что детей к завтраку надо причесывать.
Евгений. За обеденный стол в моей семье мужчины садились только в пиджаке, сейчас планка упала, можно и без пиджака, наверное, я сам виноват... В нашем роду, если к этому не вынуждали обстоятельства, женщины не работали. Семьи были большие; женщины управляли домом, воспитывали в традиционном духе детей, забот им хватало.

Кстати, совершенно не случайно у них вырастали талантливые дети. Зинаида Серебрякова, родная сестра моего деда Лансере, писала картины, между прочим, для души, а не для продажи, и только когда осталась без мужа и эмигрировала во Францию, чтобы вырастить детей, работала как каторжная ради хлеба насущного. В общем, я противник работающей женщины...

Алла. На самом деле дом — это тоже работа, ведь он живет не только на Рождество, Пасху и дни рождения. Подруги удивляются, как мне не скучно одной. Но в том-то и дело, что я почти не бываю одна. Мы с Женей не ссоримся, потому что редко проводим три вечера подряд только вдвоем, нам не удается скатиться до мелочных выяснений бытовых проблем. По выходным обязательно заходит кто-нибудь из крестных Маши и Сони, я так им в этом смысле завидую... Мой муж, не позволяя мне работать, при этом считает, что праздность развращает. Нельзя просто так посреди бела дня полежать на диване. Разве это мыслимо, считает Женя, валяться и листать всякую ерунду, когда можно сделать что-то полезное для дома! А если читаешь, то читай книгу для ума и сердца. Мне кажется, сам он ни минуты не сидит без дела. Ни дома, ни в своей мастерской на Плющихе, где вместе с ним работают человек семь мастеров. И еще у Жени там целый зверинец. Целых пять собак — Сократ, Смальта, Рыжуха, Чернуха и...
Евгений. И Балбес. Я не какой-то сумасшедший, так получилось, что я их приручил: в небольшом дворике перед мастерской живут кошки, а рядом — собачья территория, они были бездомными, теперь уже не совсем бездомные.
Алла. Мясо с рынка едят!
Евгений. Ну, ладно уж мясо — обрезки, за которыми приходится специально ездить на рынок, ну что теперь поделаешь...
Алла. Он ведь ни одну собаку в жизни не покупал, а сколько их было — то друзья оставят щенка, то кто-то привезет в подарок, то на улице подберет. Сейчас дома у нас живет всего один дог, Донателло, абсолютно бестолковое, но симпатичное существо.
Евгений. Маша и Соня по нему как по дереву ползают. А в мастерской дружат со всеми собаками.
Алла. Они обожают всех кормить. Однажды Маша с Соней подобрали во дворе и принесли в мастерскую ворону со сломанным крылом — мальчишки играли ею в футбол.
Евгений. Другую ворону я нашел сам, птенца выбросили из гнезда, видно, его родичам было ясно; что он бракованный. Потом это и нам стало ясно: птенец вымахал, а хвост у него так и не вырос. Зовут ворон Карлуша и Дантес, летать они не могут, зато едят просто прорву, куда там собакам...
Алла. Женя склонен множить вокруг себя живых существ. Собак, кошек, людей, птиц, художников.
Евгений. Отчего не пустить людей, которым негде делать свою работу? Или вот жена выгнала на старости лет, куда человеку пойти, на вокзал? А у меня места много. Тем более что наш художественный фонд на ладан дышит, не сегодня-завтра помещение могут отобрать, а пока мастерская есть, пусть работает. Маша с Соней там у меня лепят, рисуют, красят.
Алла. Даже мне доверяют роспись шутливых подарков на Рождество. Про Соню еще ничего не известно, а Маша у нас, безусловно, художественная натура. Обожает рисовать, буквально с пеленок полюбила оперу и классическую музыку.
Евгений. Семья у нас пока маленькая, но я всегда жил и живу с ощущением большой семьи...
Алла. Видимо, придется рожать до следующего Лансере — нового Евгения Евгеньевича. Но роды и крохотные дети ничего в укладе жизни не отменяют. Однажды я чуть не уговорила Женю не устраивать большой рождественский праздник — Маше полтора годика, на руках трехмесячная Соня...
Евгений. Но я сказал Алле: «Знаешь, если мы хоть раз нарушим традицию, потом найдется сто поводов, чтобы ее снова нарушить. Давай уж постараемся».
Алла. Мы постарались, напекли как всегда пирогов, наготовили разных угощений, все прошло отлично: и дети не пострадали, и никому не помешали. Я опять убедилась, что Женя всегда бывает прав... Когда он привел меня в первый раз на Рождество в эту квартиру, мы сидели с ним в конце пятиметрового стола, как младшие. А теперь по праву хозяев сидим во главе.

Записала Татьяна Шохина